Хэнбери-Вильямс Дж. Николай II, каким я его знал. ЦЕСАРЕВИЧ — Официальный сайт Яны Седовой
Хэнбери-Вильямс Дж. Николай II, каким я его знал. ЦЕСАРЕВИЧ

Хэнбери-Вильямс Дж. Николай II, каким я его знал. ЦЕСАРЕВИЧ

Алексею Николаевичу было около одиннадцати лет, когда я впервые увидел его в 1915 году.

Я ожидал по многим рассказам, которые ходили относительно него, встретить очень болезненного и не очень веселого мальчика. Болезненным он, конечно, был, поскольку страдал от недуга, полное выздоровление от которого считалось невозможным, но в периоды, когда можно было назвать его вполне здоровым, у него был весь темперамент и вся шалость любого обычного мальчика его возраста.

При нашем первом знакомстве он был застенчив, как можно ожидать когда внезапно вброшен в большую толпу незнакомых в Ставке, не только его соотечественников, но всех нас – Союзных представителей.

Застенчивость скоро исчезла, и постепенно он стал почти баловнем среди нас, если что-нибудь могло избаловать такого привлекательного и веселого малыша как он.

При нашей первой встрече он следовал за свои отцом Императором по кругу, которым мы стояли в приемной Резиденции Губернатора в Могилеве, где он останавливался, пожимая руку каждому из нас по очереди.

Во время трапез он сидел возле Императора, напротив меня, поскольку я как правило сидел возле Графа Фредерикса и напротив Императора. Он носил защитную форменную одежду и длинные русские сапоги и очень гордился званием солдата, имел превосходные манеры и говорил на нескольких языках хорошо и отчетливо.

По мере того, как шло время и его первая застенчивость прошла, он обращался к нам как к старым друзьям, и проходя мимо каждого из нас чтобы поздороваться всегда немного веселился с нами. Со мной это было убедиться, что все пуговицы на моем кителе застегнуты должным образом, привычка, которая разумеется заставляла меня очень внимательно следить за тем, чтобы оставить одну-две незастегнутыми, в каковом случае он обычно сразу останавливался и говорил мне, что я снова «неаккуратен», вздыхал из-за моей невнимательности к таким деталям, останавливался и внимательно застегивал все мои пуговицы снова.

Затем он нас обычно приглашал пойти в маленькую нишу из столовой, пока остальные ели закуски, которые обычно начинали русскую еду у бокового стола. В этой комнатке проходили все мыслимые игры, собственно говоря «розыгрыш», чаще всего заканчивавшиеся игрой в футбол всем что попадалось под руку, причем бельгийский генерал, которого он очень любил и всегда звал «Папа де Рикель», будучи человеком значительного обхвата, предоставлял огромные возможности для атаки. Верный воспитатель был почти в отчаянии, и это обычно заканчивалось вмешательством Императора, к каковому времени маленький мальчик предусмотрительно прятался.

Затем он обычно вновь появлялся с огоньком в глазах и торжественно шествовал к своему месту за столом.

Там он начинал опять с атаки хлебными шариками через стол и игрой, которую он называл поло по мне, с новыми хлебными шариками, которые изрядно угрожали всему Императорскому фарфору и стеклянной посуде.

Однако если рядом с ним сидел незнакомец, он имел всю вежливость и обаяние его отца, разговаривая свободно и задавая разумные вопросы. Но как только мы переходили в приемную игры начинались опять и продолжались быстро и неистово, пока Император или воспитатель не уводили его.

Нагорный, большой матрос-слуга, заботам которого он был вверен, был всегда рядом и где-нибудь под рукой – огромный веселый и обожающий слуга своего маленького господина. (Его фигура, несомненно, хорошо известна по частым портретам, которые публиковались его с Цесаревичем, и он, как сообщалось, был убит с остальными в начале июня 1918 года. Мы можем быть уверены в том, что он бы остался верным своей должности и своему подопечному до самого конца. Его тело было найдено на месте казни через два месяца)[i].

После обеда Император обычно брал сына кататься на лодке или играть в песке, где он строил маленькие укрепления и наслаждался как всякий маленький мальчик на его месте.

Он был всегда отлично наряжен в свою форму и выглядел особенно нарядно в казачьей форме.

В некоторых случаях он сопровождал Императора в визитах к войскам на фронте, где он был так же популярен, как и везде.

Он очень любил животных, и его главными спутниками были спаниель и большая серая кошка, показанные с ним на одной фотографии, снятой в Ставке.

Порой им недуг, от которого он страдал, овладевал им, и было трогательно видеть, как все в нашей Ставке сочувствовали этому веселому и счастливому мальчику, который в обычное время казался таким здоровым как можно.

Он спал в комнате своего отца в Ставке – всегда ходил с ним на церковные службы, оборачиваясь очень часто чтобы посмотреть, здесь ли его «Союзные» друзья, и подмигивая, как только он нас замечал.

При посещении войск 15 ноября его воспитатель рассказывает, как Император, делая смотр войскам Генерала Щербачева[ii], приказал каждому, кто служил с самого начала войны, поднять руку. Среди тысяч присутствующих лишь очень мало рук появились, произведя огромное впечатление на маленького солдата, стоявшего рядом с отцом.

Его здоровье, разумеется, было предметом непрерывной тревоги, и конечно зимой ему возможно было бы лучше дома чем в таком месте как Ставка, где для мальчика его лет было более или менее постоянное возбуждение. Под конец это было условлено и именно смесь тревоги Императрицы за него и ее желание в то же время чтобы он был с отцом, которому его приезды доставляли такое удовольствие в конце концов закончилась его отъездом в Царское Село, где также его образование могло лучше продолжаться.

Он был смышленым достаточно, чтобы разобраться, несомненно, в факте революции и отречения, но возможно, что его юный возраст, вдобавок к преданности всех окружающих, не позволил несчастью конца престола произвести слишком заметное впечатление. Почти до самого конца и когда его и без того слабое здоровье было сильно перенапряжено неудобством и лишениями, к которым он, конечно, был совершенно непривычен, его уроки, по-видимому, продолжались. О финальной трагедии, которая положила конец этой маленькой жизни таким жестоким и бессердечным способом, лучше не говорить.

Остается лишь один нерешенный факт, сомнение, если бы он выжил вместо того чтобы быть убитым, имел бы он достаточно силы когда-нибудь физически чтобы занять престол, будь у него такая возможность.

[i] Автор путает двух Нагорных.

[ii] Дмитрий Григорьевич Щербачев (1857-1932) – русский генерал. В начале войны командир IX армейского корпуса, осенью 1915 г. руководил осадой Перемышля. С 5 апреля 1915 г. командующий 11-й армией. С 19 октября 1915 по 11 апреля 1917 г. командующий 7-й армией, затем до 25 марта 1918 помощник главнокомандующего армиями Румынского фронта (таковым главнокомандующим формально считался румынский король Фердинанд I).